— Бабушка говорила, что билетов на прямой рейс не было, — произносит мама. — А ты чего сорвалась?

— Из-за Влада.

— Не маленький уже! Вечно влипнет во что-то, а ты выручай.

— Перестань. Это серьезно. И пахнет десятилетним сроком.

Мать качает головой и выкладывает нарезку на тарелку. Я чувствую, что задыхаюсь здесь. В этом доме. Под этой крышей, по которой без устали барабанит дождь.

Как только мама выходит из кухни, я достаю телефон и пытаюсь вызвать такси. Все операторы заняты. Единственный, с которым мне удается связаться, сообщает, что из-за непогоды служба временно не принимает заказы за город. Сергея просить — это слишком, наверное?

— Чёрт, чёрт, чёрт! — несдержанно ругаюсь.

— Зачем нечисть в мой дом призываешь? — интересуется отчим, заглянув на кухню и застав меня врасплох.

Я оборачиваюсь и смотрю в его хмельные глаза. Горло окольцовывает болезненный спазм.

— Не могу вызвать такси, — с трудом выдавливаю из себя слова.

— Сейчас? В такую погоду? Да ты с ума сошла, девочка! — то ли смеется, то ли хрюкает Роман Геннадьевич. — Оставайся в отчем доме. Твоя комната по-прежнему пустует.

Перспектива ночевать в доме отчима меня вовсе не радует. Да что там… пугает.

Роман Геннадьевич скользит по мне задумчивым взглядом и выходит из кухни. Он так боялся, что я забеременею и принесу в подоле ребёнка им с матерью на воспитание! По итогу так и получилось — я забеременела и родила, но торопиться знакомить их с Булкой у меня нет ни единого желания.

Глава 10

В десятом часу гости начинают медленно расходиться по домам. Нехотя, с ленцой. Отчим раздает все имеющиеся в наличии зонты и дождевики. Мама радушно вручает по куску торта.

В доме становится тихо, чего не скажешь о том, что творится на улице.

Непогода ничуть не успокаивается. Кажется, наоборот усиливается. Ветер воет, клонит к земле деревья. Дождь продолжает лупить по окнам и крыше. Я смиряюсь с тем, что сегодня мне отсюда не выбраться. Приложение такси барахлит, операторы упрямо твердят, что за город, где не везде есть асфальт, ни один идиот не поедет.

Пока отчим прощается в прихожей с последним гостем, мама садится в кресло гостиной рядом со мной и устало вздыхает. Мне хочется прижаться к ней как маленькой. Ощутить хотя бы каплю заботы.

Я в этот момент как раз рассматриваю фото Булки. Бабуля прислала. Они гуляют у пруда и кормят уток зерном.

— Это кто? — интересуется мама, бросив взгляд на экран телефона.

Я слегка улыбаюсь. Ни капли не страшно признаваться. Я достаточно взрослая и самостоятельная, чтобы принимать решения и нести за это личную ответственность.

— Это моя Вера.

При выборе имени для дочери я ни секунды не раздумывала. И дело было даже не в том, что так звали мать Ярослава. Это одно из немногих имён, что переводится и трактуется так же, как и звучит. Вера — это основа основ для женщины. Без неё она угасает.

— В каком смысле «твоя Вера»? — раздраженно спрашивает мама.

— Моя дочь. Ей полтора годика.

Я листаю фото. Показываю ещё и ещё. Всё, что у меня есть. Вот Булка задорно хохочет в игрушечном магазине, увидев обезьянку, хлопающую в ладоши. Вот плачет на плановом осмотре. А вот фотография со мной в перерыве между игрой. Я в белом костюме и Верушка под стать.

То, что мелькает на лице матери нельзя описать двумя словами. Шок, непонимание, недовольство и неверие. Она устало растирает виски и на секунду прикрывает глаза, перестав рассматривать фото.

— Постой-постой. Соня, ты родила? — задаёт вопрос мама. — Боже, когда? Как?

— Я же говорю… Вере полтора года. Соответственно, родила я полтора года назад.

— Ты прекрасно понимаешь о чём я спрашиваю! — Мать повышает голос и резко встаёт с дивана. — Почему я не в курсе? Не заслуживаю? Бабушка поэтому к тебе сорвалась?

— Вот сейчас и рассказываю, — отвечаю приглушённо. — Да только ты кричишь. И кричала бы, позвони я тебе по телефону.

— Не считаешь, что как-то поздновато? — взвинчено спрашивает мама. — Я стала бабушкой больше года назад и даже не знала об этом!

Она шумно дышит носом, и вся дрожит от возмущения. Можно сказать, что это лишь репетиция перед тем, как я скажу о Вере её отцу. Понятия не имею, как Яр воспримет данную информацию. Знаю точно, что просто с ним не будет.

Мать заметно дёргается, когда слышит приближающиеся шаги отчима.

— Молчи, — грозно обращается ко мне. — При Роме ни слова. Ему сегодня нельзя нервничать. Юбилей, в конце концов.

И всё. Больше ничего. Ни радости, ни поздравлений. Ни улыбки. Булка клёвая, честное слово. Даже глядя на фотки, невозможно остаться равнодушным. И это я не только как мама говорю. В Торонто нам улыбался каждый сосед или простой прохожий. Веру всегда задаривали сладостями и игрушками, потому что она правда клёвая. Лучше неё я никого не знаю.

Отчим вваливается на диван и обсуждает прошедший вечер, почёсывая затылок. Он перетирает кости гостям и просит маму разобрать при нём подарки. Не обходится без негативных комментариев по типу: «Вот жлобы!» или «Это чё? Бэушный сервиз?».

Галя уходит в комнату отдыхать, а я, жалея мать и не желая наблюдать весь этот спектакль, следую на кухню, чтобы перемыть гору посуды. Мне не сложно.

Услышав резкий звонок телефона, я достаю его из кармана джинсов и едва не роняю на плиточный пол, когда вижу на экране номер Ярослава. Кислорода вдруг становится катастрофически мало, в ушах напряженно звенит. Никак не могу привыкнуть к тому, что теперь я в родном городе, у нас с бывшим мужем есть общие дела и он запросто может мне позвонить. Чего не делал ни разу за последние два года.

— Да, — снимаю трубку. — Слушаю.

— Не спишь? — звучит насмешливый голос.

— Не слышишь, что ли? Сплю, конечно.

— Уладила вопрос с нотариусом? — как ни в чём не бывало спрашивает Жаров.

— Да, сделка назначена на послезавтра. Спасибо за совет и помощь.

Яр замолкает, я тоже. Сердце стучит так громко, что, кажется, слышно даже на другом конце провода. Всё? Разговор окончен? Стоит попрощаться и сказать, что у меня есть более важные дела?

— Сонь, я почему звоню, — наконец произносит Ярослав, отстукивая то ли пальцами, то ли ручкой по поверхности. — Есть возможность увидеть Влада уже завтра.

— Ого! Правда? Боже, это было бы чудесно! — радостно вскрикиваю, не веря своему счастью.

Жаров обязательно добьется того, чтобы Влада отпустили под залог. Он сам сказал об этом. Но это может быть не так скоро, как мне того хотелось бы.

— Тогда завтра в половине восьмого утра я тебя заберу. Адрес тот же?

— В половине восьмого? Утра? Чёрт… Я не успею, наверное.

— Ты не в городе? — интересуется Яр.

— Я у матери. Приехала на юбилей отчима, а на улице невовремя начался апокалипсис. Теперь точно до завтра отсюда не выеду.

Жаров ненадолго задумывается.

— Давай я за тобой приеду, Сонь. Сейчас.

В груди болезненно щемит. Яр не спрашивает, он настаивает, чтобы приехать немедленно. Я подхожу к окну и, отодвинув штору, смотрю как сильно шатаются деревья и стеной льёт дождь. Затяжной, противный. Это надолго.

— Не надо, Яр. Я лучше Жене позвоню. Она поедет с тобой в СИЗО, если можно.

— Я бы не советовал, — отвечает Ярослав. — Насколько я знаю, Женя в положении, а беременным в следственном изоляторе точно не место.

Где-то в глубине души мне искреннее хочется верить, что Ярослав говорит так специально, чтобы с ним поехала именно я. Но я тут же одёргиваю себя и не даю мыслям разгуляться. Яру всё равно. Я, Женя или любая другая девушка. Это рабочие моменты и всё, что сейчас предпринимает Жаров сделано лишь для того, чтобы в полной мере угодить клиенту.

— Ладно. Приезжай, если не боишься, — соглашаюсь и вешаю трубку.

Повязав передник, я наконец приступаю к грязной посуде. Мать расстаралась на славу и много всего приготовила. Людей было немного, но попробуй прокормить двадцать человек. Конечно же, проще всего было заказать банкет в ресторане. Но, во-первых, в нашем посёлке работает только местная пивная забегаловка, а во-вторых, насколько я знаю, то у отчима и мамы сейчас проблемы с финансами. В начале лета погибло десять голов крупного рогатого скота. Сказали, что по результатам исследований во внутренностях животных было много нитрата.